Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "В"

1. "Лесная тоска"

Входимость: 2. Размер: 9кб.

Часть текста: сырость капает, Над призраком из сырости, Словам любви, любимая, Тогда ужель не вырасти — Булавка нацарапает. <Вила> Ты это, ветер, ты? Верю, ветер любит не о чем Грустить неучем, После петь путь Моих ветреных утренних пят, Давать им лапти легких песен, А песен опасен путь. Мой мальчик шаловливый и мятежный, Твои таинственные нити Люблю ловить рукою нежной, Ковры обманчивых событий. Что скажешь ты? Ветер На обрыве, где гвоздика, Возле лодки, возле весел, Озорной, босой и весел, Где косматому холопу Стражу вверила халупа, Парень неводом частым отрезал, Вырезав жезел, Русалке-беглянке пути. Как билась русалка, страдая! Сутки бьется она в cетке, Где течения излом, Вместе с славкой ястребиной, Желтоокой и рябой. Рыбак, он силой чар ужасных Богиню в невод изловил И на руках ее прекрасных Веревки грубой узлы вил. Вила Беру в свидетели потомство И отдаленную звезду, С злодеем порвано знакомство, На помощь девушке бегу. Ветер Что же, волосы развеяв, По дороге чародеев Побеги меж темных елей. Ах, Вила, Вила! Ты простодушьем удивила Меня, присяжного лгуна, Не думал я, что сразу Поверишь ты рассказу. Разве есть тебя резвей В сердце простодушном, Каждой выдумке послушной? Русалка Зачем ты обманул? Ветер А...

2. Крученых А.Е.: О Велимире Хлебникове

Входимость: 2. Размер: 34кб.

Часть текста: Бурлюка в это время отозвали, мы остались вдвоем. Я мельком оглядел Хлебникова. Тогда ему было 27 лет. Поражали: высокий рост, манера сутулиться, большой лоб, взъерошенные волосы. Одет был просто — в темно-серый пиджак. Я еще не знал, как начать разговор, а Хлебников уже забросал меня мудреными фразами, пришиб широкой ученостью, говоря о влиянии монгольской, китайской, индийской и японской поэзии на русскую. — Проходит японская линия, — распространялся он. — Поэзия ее не имеет созвучий, но певуча... Арабский корень имеет созвучия... Я не перебивал. Что тут отвечать? Так и не нашелся. А он беспощадно швырялся народами. — Вот академик, — думал я, подавленный его эрудицией. Не помню уж, что я бормотал, как поддерживал разговор. В одну из следующих встреч в неряшливой и студенчески-голой комнате Хлебникова я вытащил из коленкоровой тетрадки (зампортфеля) два листка — наброски, строк 40 — 50, своей первой поэмы «Игра в аду». Скромно показал ему. Вдруг, к моему удивлению, Велимир уселся и принялся приписывать к моим строчкам сверху, снизу и вокруг — собственные. Это было характерной чертой Хлебникова: он творчески вспыхивал от малейшей искры. Показал мне испещренные его бисерным почерком странички. Вместе прочли, поспорили, еще поправили. Так неожиданно и непроизвольно мы стали соавторами. Первое издание этой поэмы вышло летом 1912 г. уже по отъезде Хлебникова из Москвы (литография с 16 рисунками Н. Гончаровой). Об этой нашей книжке вскорости появилась большая статья именитого тогда С. Городецкого в солидно-либеральной «Речи». Вот выдержки: «Современному человеку ад, действительно, должен представляться, как в этой поэме, — царством золота и случая, гибнущего, в конце концов, от скуки... когда выходило “Золотое Руно” и объявило свой конкурс на ...

3. Митурич Пётр Васильевич: Воспоминания, письма, дневники. Часть 2.

Входимость: 1. Размер: 9кб.

Часть текста: больница переведена на самоснабжение, и потом необходимые медицинские средства. <...> Итак, нужна немедленная реальная скромных размеров помощь, иначе ему грозит остаться без медицинской помощи, мы же можем скудно кормить здорового человека. Сообщите об этом Исакову, Матюшину, Татлину и Филонову. Если можно, в печати сделайте сообщение. Последнее время Виктор Владимирович был занят своим многолетним трудом — законами времени, который он приводил к окончательному порядку для издания «Доски судьбы». Первый лист уже напечатан в 5-ти тысячах экземпляров в долг. Нужно еще минимум 10 листов, но пороху не хватило издательского — и набор застрял. Множество вещей еще не напечатано и ждут «очереди». По тем искаженным редакциями отрывкам многие (Якобсон) догадывались о чудесном гении Велимира, но если бы знали все, то не оставило бы его общество! О многом мог бы я рассказать, но об этом после, а сейчас помогите, дорогой Николай Николаевич, чем можете, а сердце у меня разорвется, как ничтожна моя помощь. Велимир просил не обращаться к Маяковскому и К°. Крестцы Новгородской губернии, мне. Ехать так: ст. Боровенка Николаевской железной дороги. На лошадях 35 верст до Санталова, деревни (через Борок), где мы живем, и 15...

4. Лившиц Б.К.: Полутораглазый стрелец. Глава 9.

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: только в аспекте его едва ли не единственных в мире архитектурных ансамблей, не столько даже в его сущности «болотной медузы», то есть стихии, все еще не смирившейся перед волей человека и на каждом шагу протестующей против гениальной ошибки Петра. Открылся он мне в своей отрешенности от моря, в своем неполном господстве над Балтикой, которое я тогда воспринимал как лейтмотив «вдовства», проходящий через весь петербургский период русской истории. Случайно ли из этих трех координат, вызвавших к жизни третью книгу моих стихов, летом четырнадцатого года я делал ударение на последней? Восхищаясь всякий раз по-новому и Растрелли, и Росси, и Воронихиным, не переставая изумляться дерзости Леблонова замысла, случайно ли я все чаще и чаще лунатиком бродил вокруг захаровского Адмиралтейства, боковые флигели которого казались мне пригвожденными к земле крыльями исполинской птицы? Случайно ли, наконец, оправдываясь необходимостью взять материал, адекватный форме, привлекавшей меня наиболее, я в это знаменательное лето совершил резкий скачок от любовной, пейзажной и беспредметной лирики к теме, насыщенной в достаточной степени «политикой»? Отнюдь не сблизив меня с акмеистами, которым я, в частности, не мог простить ни импрессионистического подхода к изображению действительности, ни повествовательности, ни недооценки композиции в том смысле, в каком меня научили понимать ее французские кубисты, тема Петербурга легла...

5. Урбан Адольф: Мечтатель и трибун (о Хлебникове и Маяковском)

Входимость: 4. Размер: 55кб.

Часть текста: из них — Велимир Хлебников — претендовал, ни много ни мало, на вычисление судеб человечества и создание всемирного языка. Но все они с самого начала — разные. Еще в 1913 году, читая лекцию «Достижения футуризма», В. Маяковский развивал мысль: «Русские футуристы Д. Бурлюк, Н. Бурлюк, Крученых, Лившиц, Хлебников и Каменский Вас. ... Различие в достижениях, позволяющее говорить о силе каждого» (I, 367). Силы и достижения тоже оказались неодинаковы. Чем дальше идет время, тем явственней и положительная выделяются из них два имени: самого громкого — Маяковского, самого сосредоточенного — Хлебникова. Они все чаще становятся рядом не только как выходцы из одной литературной школы, но и как родоначальники ветвящегося древа поэзии, самых разнообразных его побегов — от Асеева и Кирсанова до Вознесенского, от Заболоцкого и Мартынова до Сосноры... Ветвей этих очень много. В их поэтическую родословную, иногда споря друг с другом, непременно вписываются эти два поэта. Тем интереснее для нас связи Хлебников — Маяковский: общественно-философские, эстетические, личностные. Тему эту поставил сам Маяковский: «Во имя сохранения... перспективы считаю своим долгом черным по белому напечатать от своего...