• Приглашаем посетить наш сайт
    Фонвизин (fonvizin.lit-info.ru)
  • Каменский Василий: Путь энтузиаста

    В.Каменский


    Путь энтузиаста


    Куприн. Хлебников.


    ‹...› Однажды в квартире Шебуева, где находилась редакционная комната, не было ни единого человека, кроме меня, застрявшего в редакционных рукописях.

    ‹...› Мне послышались неуверенные шаги на лестнице.

    Я вышел на площадку — шаги исчезли.

    Снова взялся за работу.

    И опять шаги.

    Я тихонько спустился этажом ниже и увидел: к стене прижался студент в университетском пальто и испуганно смотрел голубыми глазами на меня. ‹...›

    — Ну, коллега, идите в кабинет в пальто. Садитесь. И давайте поговорим.

    Студент сел на краешек стула, снял фуражку, потер высокий лоб, взбудоражил светлые волосы, слегка по-детски открыл рот и уставился на меня небесными глазами.

    Так мы с ним молча смотрели друг на друга и улыбались.

    Мне он столь понравился, что я готов был обнять это невиданное существо.

    — Вы что-нибудь принесли?

    Студент достал из кармана синюю тетрадку, нервно завинтил ее винтом и подал мне, как свечку.

    — Вот тут что-то... вообще...

    И больше ни слова.

    ‹...› Студент посмотрел на мою черновую работу, снова взлохматил волосы, улыбнулся:

    — Надо это печатать, а не... вообще...

    — Очень приятно. Не ожидал... вообще...

    — Ваш рассказ не подписан. Пожалуйста, подпишите.

    И студент подписался:

    «В. Хлебников».

    ‹...› Я вышел вместе с Хлебниковым.

    Я совсем забыл о театре; и сначала мы пошли ко мне пить чай, а потом к нему: очень хотелось узнать, как он живет, где, в каких условиях.

    Был поражен: Хлебников жил около университета, и не в комнате, а в конце коридора квартиры, за занавеской.

    Там стояли железная кровать без матраца, столик с лампой, с книгами, а на столе, на полу и под кроватью белели листочки со стихами и цифрами.

    Но Хлебников был не от мира сего и ничего не замечал.

    ‹...› Мы крепко сдружились.

    Он буквально скакал от радости, когда я принес ему «Весну» с рассказом «Искушение грешника».

    Сияющий автор воскликнул:

    — Надо бы устроить пир, но у меня нет золота



    Основание футуризма


    ‹...› Успеха картинных выставок нам было недостаточно; и теперь, набравшись сил, организовавшись в крепкую, дружную группу, наша литературная часть решила бросить бомбу в уездную безотрадную улицу общего литературного бытия, где декаденты уступали в конкуренции с порнографией, где мистики символизма тонули в бумажных морях Пинкертона, где читатели тупо совались от Бальмонта к Вербицкой и обратно.

    Главное — нестерпимая скука жила на улице литературы, как в стоячем болоте.

    ‹...› О, тем приятнее нам было швырнуть свою бомбу, начиненную динамитом первого литературного выступления общую книгу «Садок судей».

    Мы великолепно понимали, что этой книгой кладем гранитный камень в основание «новой эпохи» литературы и потому постановили:

    1) Разрушить старую орфографию — выкинуть осточертевшие буквы ять и твердый знак;

    2) Напечатать книгу на обратной стороне комнатных дешевых обоев — это в знак протеста против роскошных буржуазных изданий.

    4) Дать материал только «лирический», чтобы нашу книгу не могли конфисковать власти по наущению газет, от которых ожидали травли;

    5) Авторы: Хлебников, Давид и Николай Бурлюки, В. Каменский, Е.Гуро, Мясоедов, Е.Низен, рисунки Владимира Бурлюка;

    6) Издать «Садок судей» на товарищеских началах;

    7) По выходе книги появиться всем где возможно, чтобы с «Садком судей» в руках читать вещи и пропагандировать пришествие будетлян (от слова «будет» по Хлебникову).

    С громовой радостью мы собирались у меня на квартире, на Фонтанке, и делали книгу.

    Да! Это был незабываемый праздник мастеров-энтузиастов будетлян.

    Хлебников в это время жил у меня, и я не видел его более веселого, скачущего, чем в эти горячие дни.

    Он собирался весь мир обратить в будетлянство и тут же предлагал прорыть канал меж Каспийскими и Черными морями.

    Я поддерживал Хлебникова во всю колокольню:

    — Витя, давай, гуще давай проектов, шире работай мотором мозга, прославляй великие изобретения аэропланов, автомобилей, кино, радио, икс-лучей и всяческих машин. Ого! Мир только начинает, его молодость — наша молодость!

    ‹...› Хлебников, будоража волосы, то корчился, то вдруг выпрямлялся, глядел на нас пылающей лазурью, ходил нервно, подавшись туловищем вперед, сплошь сиял от прибоя мыслей:

    — Вообще... будетляне должны основать остров и оттуда диктовать свои условия... Мы будем соединяться с материком посредством аэpопланов, как птицы. Станем прилетать весной и выводить разные детали, а осенью улетать к себе.

    Сверхреальный Давид Бурлюк наводил лорнет на нездешнего поэта и спрашивал:

    — А чем же мы, Витя, станем питаться на этом острове?

    Хлебников буквально пятился:

    — Чем? Плодами. Вообще мы можем быть охотниками, жить в раскинутых палатках и писать... Мы образуем воинственное племя.

    Владимир Бурлюк, делая за столом рисунки для книги, хохотал:

    — И превратимся в людоедов. Нет, уж лучше давай рыть каналы. Бери, Витя, лопату и айда без разговоров.

    Тогда Хлебников терялся, что-то шевелил губами и потом добавлял:

    — Мы должны изобрести такие машины... вообще...

    ‹...›

    Елена Гуро


    Безусловно, мы сияли именинниками. Наш успех был таков, что мы носились всюду угорелыми, пьяными от молодости и от удачного начала.

    Даже скромный Витя Хлебников, проживавший у меня на Фонтанке, повел себя необычайно.

    В одно из утр мы встали рано; я пошел в лавку купить ветчины и сыру для завтрака и, когда вернулся, остановился в дверях изумленный: Витя смотрел в окно с 4 этажа и, залитый солнцем, с полотенцем в руках, пел.

    О, как он пел! Тончайшим голоском, будто ниточкой, Витя разматывал какую-то невероятную мелодию с еле уловимыми нюансами.

    Так поют персидские пастухи на высоких горах, и мне вспомнилась чудесная Персия — так и потянуло туда, в путь, к Тегерану.

    ‹...› А он пел да пел, ну совсем как в Персии.

    Возбужденный, я тихонько побежал вниз, купил бутылку красного вина, которое очень любил Хлебников.

    Вернулся, а он все поет, но, когда кончил, взглянул на бутылку, обрадовался:

    — Замечательно. Очень кстати.

    — Это тебе, Витя, за персидскую песню.

    Он гордо просиял.

    — В таком случае я всю бутылку выпью один.

    — Пожалуйста.

    И он выпил, ликуя, что пьет один.

    Впрочем, он знал, что не люблю красного вина и вообще утром предпочитаю кофе.

    Спросил:

    — Откуда ты знаешь персидскую песню?

    Хлебников втянул голову в плечи, потер лоб, по-детски выпятил губу:

    — Персидскую? Вообще... будетляне должны двинуться на восток... Там лежит будущее России. Это совершенно ясно. Мы обязаны об этом написать и объявить народу...




    Раздел сайта: