|
5-й парус
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПАРОХОДЕ
Разговор и крушение во льдах
<1>
Громад во мгле оставив берег,
Направив вольной в море бег
И за собою бросив Терек,
Шел пароход и море сек.
Во мгле ночей что будет с ним?
Сурова и мрачна звезда пароходов,
Много из тех, кто земными любим,
Скрыто внутри его шелковых сводов.
Прильнув к веревочной ограде,
Задумчиво смотрели полудети,
В каком жемчужном водопаде
Летели брызги в синем свете.
И призрак стеклянный глубин,
И чайки на берег намеки:
От берега мы недалеки.
На палубах шныряют сотни,
Плывешь ты, по морю прохожий,
Окован суровою кожей,
Морские поют оборотни.
Окраскою серою скромен
И строгий в строеньи своем,
Как остров во мраке огромен,
Рассек голубой водоем.
В плаще, одряхлевшем от носки,
Блестя золотыми погонами,
Взошел его вождь на подмостки —
Он правит служебными звонами.
Теченье мысли не нарушу:
Кто-то сказал, смеясь во взоре,
Что будет год, оставив сушу,
Наполним воздух или море.
Но что же, если мы вспорхнем
Однажды дальше в синеву —
Увижу землю наяву.
Ведь власти речь и материк
На жизнь и смерть хранят союз,
Как будто войн устал старик
Нести на плечах мелкий груз.
Возница мира раньше вез
Молниегривыми конями
Из мира рыданий и слез
Более скорбей, одетых тенями.
И к быту первых дикарей
Мечта потомков полетит,
И быт без слов — скорей, скорей! —
Она задумчиво почтит.
Если мир одной державой
Станет — сей образ люди ненавидят, —
В мече ужели посох ржавый
Потомки воинов увидят?
Когда от битв небес излучин
Вся содрогается земля,
И я скучаю, им внемля.
Да, те племена, но моложе,
Не соблазнились общим братством —
Они мечом добудут ложе.
<........>
Не в самых явных очертаниях
Рок предстоит для смертных глаз,
Но иногда в своих скитаниях
Он посещает тихий час,
«Мне отмщение, и Аз воздам» —
Все, может быть, и мы услышим.
Мы к гневным молни<й> бороздам
Лишь в бури час умы колышем.
Пожар я помню небоскреба
И глину ласточек гнезда,
Два-три серебряные зоба
Я не забуду никогда.
Огнем и золотом багровым
Пожар красивый рвет и мечет,
Беспечно ласточка щебечет.
Летают молни<и> пламёна
На свод морей, как трость волнуем,
И ветров гневные племена
Рассвирепели поцелуем.
Еще ужасней наводненье:
Где раньше пела детвора,
Там волны с криками «ура»
Ломают бедное селенье.
Везде мычащие стада
Как будто ревом помогают,
И из купален без стыда
Нагие люди выбегают.
Судов на пристани крушенье,
Плачевный колокола звон,
И на равнине в отдалении
И крик, и вопль, и бледный стон.
И что ж, где волны диким гнездом змей
С лобзанием к небу устремлялись,
И солнца блеск — его скиталец.
Да, от дворцов и темных хижин
Идет мятеж на власть рассудка. —
Добряк в очках сидит обижен:
Глупца услышать ведь не шутка. —
О судьбах речь. Кто жил глубоко,
Кто сумрак и огонь зараз,
Тот верит в видящее око,
Чету всевидящую глаз.
Бойтеся русских преследовать,
Мы снова подымем ножи
И с бурями будем беседовать
На рубежах судьбы межи.
И если седьмое колено
Мешает яд и точит нож,
Его права на то: измена
Подкралась с лицами вельмож.
На злодеяния бешеном вале
Должен носиться потомка челнок,
<то> отняли
Славу, лучи и венок.
— О, юноша, ваш лепет,
То дерзкий, то забавный,
Мне рассказал, что вами не пит
Кубок общий в мире главный.
— Ты прав: не костер, а вязанка готовая дров,
Из кубка живого я не пил.
Ты же, чей разум суров,
Ты старого разума пепел.
«Мы не рождаемся в жизнь дважды», —
Сказал задумчивый мудрец.
Так веселись, будь светел каждый,
И здравствуй, ты, о, звон колец!
Свершай же, свершай свой бег,
О, моря жестокого данник.
Идешь, так хотел человек,
Иди же, иди же, о, странник!
И храмы убийства быков
В широких и круглых стенах,
И бык, упадающий в прах.
И жизни понятен мне снова учебник,
Мрет муравейника правда живая,
А ты, таинственный волшебник,
За дубом стоишь, убивая.
Приятно гибель и раскол
Принесть, как смерти чародейник,
Огромного дуба сокрытый за ствол,
В кипучий трудом муравейник.
Ведь листья зеленые жили особо,
Позднее сплетались в державы стволов.
Туда и мы, любимцы гроба,
Невода мертвых неясный улов.
Желудок князем возгласить —
Есть в этом, верю, темный смысл.
Пора кончать тех поносить,
Кто нас к утесу дум возвысил.
Как, на глав змеиных смысел,
Песни чертога быть зодчим,
Поведать их полдням и ночам?
О, сумасшествие п<р>орока,
Когда ты мир ночей потряс,
Ты лишь младенцем в объятиях рока
Несся сквозь звездных сияние ряс.
А изображени<я> главы
Вам дорогого существа:
Сестры, невесты, брата — вы
Лучи другого естества.
Кто изнемог под тяжестью возмездий
И жизнь печальную оглянет,
Тот пред лицом немых созвездий
Своего предка проклянет.
Опасно видеть в вере плату
За перевоз на берег цели,
Иначе вылезет к родному брату
Сам лысый черт из темной щели.
Мы жребия войн будем искать,
Жребия войн, земле неизвестного,
В лики свода небесного.
И мы живем, верны размерам,
И сами войны суть лады,
Идет число на смену верам
И держит кормчего труды. —
И грозная бьется гора
Сверкающей радугой пыли.
— Когда мы судили вчера,
О роке великом забыли.
Помнишь безумную ласточек дурь,
Лиц пролетающих около,
Или полет через области бурь
Бело-жестокого сокола?
О, бедствие вам — одиноким и зрячим
Столбам на полях слепоты.
Ответим мы стоном и плачем
На шествие судеб пяты.—
А волны черные и бурные
С журчанием бились о прибой,
Беседы с мрачною судьбой.
Наездник напрасно, плывя, помогал,
Конь вороной за отлива волной
Шел, храпя,
И после в испуге долой убегал,
Ремнями возницу идти торопя.
И снова к прибою бежал, оживая,
Как будто в глубинах друзей узнавая,
Как будто бы родина там вдалеке,
Кругом же прибоя черта снеговая.
<.....>
— Вы, книги, пишетесь затем ли,
Чтоб некогда ученый воссоздал,
Смесив в руке святые земли,
Что я когда-то описал?
И он идет: железный остов
Пронзает грудью грудь морскую,
И две трубы неравных ростов
Бросают дымы; я тоскую.
Но, предков мир, не рукоплещь:
До сей поры не знаем, кто мы —
Святое Я, рука иль вещь.
Мы знаем крепко, что однажды
Земных отторгнемся цепей.
Так кубок пей, пускай нет жажды,
Но все же кубок жизни пей.
Мы стали к будущему зорки,
Времен хотим увидеть даль,
Сменили радугой опорки,
Но жива спутника печаль.
Меж шестерней и кривошипов
Скользит задумчиво война,
И где-то гайка, с оси выпав,
Несет крушенье шатуна.
Вы — те же: 300, 6 и пять,
Зубами блещете опять.
Их, вместе с вами, 48,
Мы, будетляне, в сердце носим
Нас просят тщетно: мир верни,
Где нет винта и шестерни.
Но будетлянин, гайки трогая,
Плаща искавший долго впору,
Он знает: он построит многое,
В числе для рук найдя опору.
Ведь к сплаву молний и лавины
Кричали толпы: «Мы невинны!»
О, человек, забудь смирение!
Туда, где, старой осью хлябая,
Чуть поборая маслом трение
И мертвых точек перебой, —
Одно, одно! — созвездье слабое
В волненьи борется с судьбой, —
Туда иди, красавец длани,
Будь старшим братом этой лани.
Ведь меж вечерних и звездных колес
Ты один восстаешь на утес.
И войны <пред> тем умеряют свой гнев,
Земного пути колесо маховое,
И вечер, и речка, и черные хвои,
И оси земной в тучах спрятанный вал —
Кобзу кобзарю подавал.
А солнце-ремень по морям и широтам
Скользит голубым поворотом.
(Сын Выдры кричит «ау»
Индии спящей.)
2
|