2-й парус
Горит свеча именем разум в подсвечнике из черепа; за ней шар, бросающий на все шар черной тени. Ученый и ученики.
Ученый. Точка, как учил Боскович.
Ровесник Ломоносова. Что? (Срывается со стороны игра в мяч. Мяч куда-то улетает.) Бурные игроки!
Игрок
Атом вылетает к 2-му игроку; показываются горы. Это гора Олимп.
На снежных вершинах туземцы молитв.
Б<удетлянин>. Гар, гар, гар! Ни, ни, ни! Не, не, не! Размером Илиады решается судьба Мирмидонянина.
Впрочем, он неподалеку в сумраке целует упавшую с закрытыми очами Бризеиду и, черный, смуглый, подняв кверху жесткие черные очи, как ветер бродит рукой по струнам.
Сверху же беседуют о нем словом Гомера: «Андра мой эннепе, Муза».
Снежный зверинец, наклоняя головы, сообща обсуждает час его.
Сейчас или позднее он умрет.
— Ахилл Кризь! Я люблю тебя! Ну ляг, ляг, ну положи сюда свои черные копытца. Небо! Может ли быть что-нибудь равное моему Брысе? Это ничего, что я комар! О чем вы там расквакались?
(Раньше все это было скрыто тенью атома.)
Не смей смеяться. Нехорошо так сладко смеяться. Подыми свои голубые ловушки.
Впрочем, скоро он заволакивается облаками и становится нашей Лысой горой с одинокой ведьмой.
На все это внимательно смотрели Дети Выдры, сидя на галерке, приехавшие с морского берега, еще нося на щеках морскую пыль.