• Приглашаем посетить наш сайт
    Лесков (leskov.lit-info.ru)
  • "Ладомир"


    ЛАДОМИР

    И замки мирового торга,
    Где бедности сияют цепи,
    С лицом злорадства и восторга
    Ты обратишь однажды в пепел.
    Кто изнемог в старинных спорах
    И чей застенок там на звездах,
    Неси в руке гремучий порох —
    Зови дворец взлететь на воздух.
    И если в зареве пламен
    Уж потонул клуб дыма сизого,
    С рукой в крови взамен знамен
    Бросай судьбе перчатку вызова.
    И если меток был костер
    И взвился парус дыма синего,
    Шагай в пылающий шатер,
    Огонь за пазухою — вынь его.
    И где ночуют барыши,
    В чехле стекла, где царский замок,

    И даже козни умных самок,
    Когда сам бог на цепь похож,
    Холоп богатых, где твой нож?
    О девушка, души косой
    Убийцу юности в часы свидания
    За то, что девою босой
    Ты у него молила подаяния.
    Иди кошачею походкой,
    От нежной полночи чиста.
    Больная, поцелуй чахоткой
    Его в веселые уста.
    И ежели в руке желез нет —
    Иди к цепному псу,
    Целуй его слюну.
    Целуй врага, пока он не исчезнет.
    Холоп богатых, улю-лю,
    Тебя дразнила нищета,
    Ты полз, как нищий, к королю
    И целовал его уста.

    Снимая с зарева засов,
    Хватай за ус созвездье Водолея,
    Бей по плечу созвездье Псов!
    И пусть пространство Лобачевского
    Летит с знамен ночного Невского.
    Это шествуют творяне,
    Заменивши Д на Т,
    Ладомира соборяне
    С Трудомиром на шесте.
    Это Разина мятеж,
    Долетев до неба Невского,
    Увлекает и чертеж

    И пространство Лобачевского.
    Пусть Лобачевского кривые
    Украсят города
    Дугою над рабочей выей
    Всемирного труда.
    И будет молния рыдать,
    Что вечно носится слугой,

    Мешок от золота тугой.
    Смерть смерти будет ведать сроки,
    Когда вернется он опять,
    Земли повторные пророки
    Из всех письмен изгонят ять.
    В день смерти зим и раннею весной
    Нам руку подали венгерцы.
    Свой замок цен, рабочий, строй
    Из камней ударов сердца.
    И, чокаясь с созвездьем Девы,
    Он вспомнит умные напевы
    И голос древних силачей
    И выйдет к говору мечей.
    И будет липа посылать
    Своих послов в совет верховный,
    И будет некому желать
    Событий радости греховной.
    И пусть мещанскою резьбою
    Дворцов гордились короли,

    Святых служили костыли.
    Когда сам бог на цепь похож,
    Холоп богатых, где твой нож?
    Вперед, колодники земли,
    Вперед, добыча голодовки.
    Кто трудится в пыли,
    А урожай снимает ловкий.
    Вперед, колодники земли,
    Вперед, свобода голодать,
    А вам, продажи короли,
    Глаза оставлены — рыдать.
    Туда, к мировому здоровью,
    Наполнимте солнцем глаголы,
    Перуном плывут по Днепровью,
    Как падшие боги, престолы.
    Лети, созвездье человечье,
    Все дальше, далее в простор,
    И перелей земли наречья
    В единый смертных разговор.

    Как грудь последнего Романова,
    Бродяга дум и друг повес
    Перекует созвездье заново.
    И будто перстни обручальные
    Последних королей и плахи,

    Носитесь в воздухе, печальные
    Раклы, безумцы и галахи.
    Учебников нам скучен щебет,
    Что лебедь черный жил на юге,
    Но с алыми крылами лебедь
    Летит из волн свинцовой вьюги.
    Цари, ваша песенка спета.
    Помолвлено лобное место.
    И таинство воинства — это
    В багровом слетает невеста.
    И пусть последние цари,
    Улыбкой поборая гнев,
    Над заревом могил зари
    Стоят, окаменев.

    Чтоб в небе мчались пехотинцы.
    Ты разорвал времен русло
    И королей пленил в зверинцы.
    И он сидит, король-последыш,
    За четкою железною решеткой,
    Оравы обезьян соседыш,
    И яда дум испивши водки.
    Вы утонули в синей дымке,
    Престолы, славы и почет.
    И, дочерь думы-невидимки,
    Слеза последняя течет.
    Столицы взвились на дыбы,
    Огромив копытами долы,
    Живые шествуют — дабы
    На приступ на престолы.
    И шумно трескались гробы,
    И падали престолы.
    Море вспомнит и расскажет
    Грозовым своим глаголом —

    Пляской девы пред престолом.
    Море вспомнит и расскажет
    Громовым своим раскатом,
    Что дворец был пляской нажит
    Перед ста народов катом.
    С резьбою кружев известняк
    Дворца подруги их величий.
    Теперь плясуньи особняк
    В набат умов бросает кличи.
    Ты помнишь час ночной грозы,
    Ты шел по запаху врага,
    Тебе кричало небо «взы!»
    И выло с бешенством в рога.
    И по небу почерк палаческий,
    Опять громовые удары,
    И кто-то блаженно-дураческий
    Смотрел на земные пожары.
    Упало Гэ Германии.

    Эр упало.
    И вижу Эль в тумане я
    Пожара в ночь Купала.
    Смычок над тучей подыми,
    Над скрипкою земного шара,
    И черным именем клейми
    Пожарных умного пожара.
    Ведь царь лишь попрошайка
    И бедный родственник король, —
    Вперед, свободы шайка,
    И падай, молот воль!
    Ты будешь пушечное мясо
    И струпным трупом войн — пока
    На волны мирового пляса
    Не ляжет ветер гопака.
    Ты слышишь: умер «хох»,
    «Ура» умолкло и «банзай», —
    Туда, где красен бог,

    И умный череп Гайаваты
    Украсит голову Монблана —
    Его земля не виновата,
    Войдет в уделы Людостана.
    И к онсам мчатся вальпарайсы,
    К ондурам бросились рубли.
    А ты, безумец, постарайся,
    Чтоб острый нож лежал в крови.
    Это ненависти ныне вести,
    Их собою окровавь,
    Вам былых столетий ести
    В море дум бросайся вплавь.
    И опять заиграй, заря,
    И зови за свободой полки,
    Если снова железного кайзера
    Люди выйдут железом реки.
    Где Волга скажет «лю»,
    Янцекиянг промолвит «блю»,
    И Миссисипи скажет «весь»,
    «мир»,
    И воды Ганга скажут «я»,
    Очертит зелени края
    Речной кумир.
    Всегда, навсегда, там и здесь,
    Всем все, всегда и везде! —
    Наш клич пролетит по звезде!
    Язык любви над миром носится
    И Песня песней в небо просится.
    Морей пространства голубые
    В себя заглянут, как в глазницы,
    И в чертежах прочту судьбы я,
    Как блещут алые зарницы.
    Вам войны выклевали очи,
    Идите, смутные слепцы,

    Таких просите полномочий,
    Чтоб дико радовались отцы.
    Я видел поезда слепцов,
    К родным протянутые руки,
    Дела купцов — всегда скупцов —

    Вам войны оторвали ноги —
    В Сибири много костылей, —
    И, может быть, пособят боги
    Пересекать простор полей.
    Гуляйте ночью, костяки,
    В стеклянных просеках дворцов,
    И пусть чеканят остряки
    Остроты звоном мертвецов.
    В последний раз над градом Круппа,
    Костями мертвых войск шурша,
    Носилась золотого трупа
    Везде проклятая душа.
    Ты населил собой остроги,
    Из поручней шагам созвучие,
    Но полно дыма и тревоги,
    Где небоскреб соседит с тучею.
    Железных кайзеров полки
    Покрылись толстым слоем пыли.
    Былого пальцы в кадыки

    Но, струны зная грыж,
    Одев рубахой язву,
    Ты знаешь страшный наигрыш,
    Твой стон — мученья разве?..
    И то впервые на земле:
    Лоб Разина резьбы Коненкова,
    Священной книгой на Кремле,
    И не боится дня Шевченко.
    Свободы воин и босяк,
    Ты видишь, пробежал табун?
    То буйных воль косяк,
    Ломающих чугун.
    Колено ставь на грудь,
    Будь сильным как-нибудь!
    И, ветер чугунных осп, иди
    Под шепоты «господи, господи».
    И древние болячки от оков
    Ты указал ночному богу —
    Ищи получше дураков! —

    Рукой земли зажаты рты
    Закопанных ядром.
    Неси на храмы клеветы
    Ветер пылающих хором.
    Кого за горло душит золото
    Неумолимым кулаком,

    Он, проклиная силой молота,
    С глаголом молнии знаком.
    Панов не возит шестерик
    Согнувших голову коней,
    Пылает целый материк
    Звездою, пламени красней.
    И вы, свободы образа!
    Кругом венок ресницы тайн,
    Блестят громадные глаза
    Гурриэт эль-Айн.
    И изречения Дзонкавы
    Смешает с чистою росою,
    Срывая лепестки купавы,

    Где битвы алое говядо
    Еще дымилось от расстрела,
    Идет свобода Неувяда,
    Поднявши стяг рукою смело.

    И небоскребы тонут в дыме
    Божественного взрыва,
    И объят кольцами седыми
    Дворец продажи и наживы.
    Он, город, что оглоблю бога
    Сейчас сломал о поворот,
    Спокойно стал, едва тревога
    Его волнует конский рот.
    Он, город, старой правдой горд
    И красотою смеха сила —
    В глаза небеснейшей из морд
    Жует железные удила;
    Всегда жестокий и печальный,
    Широкой бритвой горло нежь! —
    Из всей небесной готовальни

    И он падет на наковальню
    Под молот — божеский чертеж!
    Ты божество сковал в подковы,
    Чтобы верней служил тебе,
    И бросил меткие оковы
    На вороной хребет небес.
    Свой конский череп человеча,
    Его опутав умной гривой,
    Глаза белилами калеча,
    Он, меловой, зажег огниво.
    Кто всадник и кто конь?
    Он город или бог?
    Но хочет скачки и погонь
    Набатный топот его ног.
    Туда, туда, где Изанаги
    Читала «Моногатори» Перуну,
    А Эрот сел на колени Шанг-Ти,
    И седой хохол на лысой голове
    Бога походит на снег,

    А Тиэн беседует с Индрой,
    Где Юнона с Цинтекуатлем
    Смотрят Корреджио
    И восхищены Мурильо,
    Где Ункулункулу и Тор
    Играют мирно в шашки,
    Облокотясь на руку,
    И Хоккусаем восхищена
    Астарта, — туда, туда!
    Как филинов кровавый ряд,
    Дворцы высокие горят.
    И где труду так вольно ходится
    И бьет руду мятежный кий,
    Блестят, мятежно глубоки,
    Глаза чугунной богородицы.
    Опять волы мычат в пещере,
    И козье вымя пьет младенец,

    И идут люди, идут звери
    На богороды современниц.

    И равноправие коров,
    Былиной снов сольются годы,
    С глаз человека спал засов.
    Кто знал — нет зарева умней,
    Чем в синеве пожара конского,
    Он приютит посла коней
    В Остоженке, в особняке Волконского.
    И вновь суровые раскольники
    Покроют морем Ледовитым
    Лица ночные треугольники
    Свободы, звездами закрытой.
    От месяца Ая до недель «играй овраги»
    Целый год для нас страда,
    А говорят, что боги благи,
    Что нет без отдыха труда.
    До зари вдвоем с женой
    Ты вязал за снопом сноп.
    Что ж сказал господь ржаной?
    «Благодарствую, холоп».

    До первой снеговой тропы,
    Серпами белая дружина
    Вязала тяжкие снопы.
    Веревкою обмотан барина,
    Священников целуемый бичом,
    Дыши как вол — пока испарина
    Не обожжет тебе плечо,
    И жуй зеленую краюху,
    Жестокий хлеб, — который ден? —
    Пока рукой земного руха
    Не будешь ты освобожден.
    И песней веселого яда
    Наполни свободы ковши,
    Свобода идет Неувяда
    Пожаром вселенской души.
    Это будут из времени латы
    На груди мирового труда
    И числу, в понимании хаты,
    Передастся правительств узда.

    Раба голодного с рублем,
    Славься, дружба пшеничного злака
    В рабочей руке с молотком!
    И пусть моровые чернила
    Покроют листы бытия,
    Дыханье судьбы изменило
    Одежды свободной края.
    И он вспорхнет, красивый угол
    Земного паруса труда,
    Ты полетишь, бессмертно смугол,

    Священный юноша, туда.
    Осада золотой чумы!
    Сюда, глазниц небесных воры!
    Умейте, лучшие умы,
    Намордники одеть на моры!
    И пусть лепечет звонко птаха
    О синем воздухе весны,
    Тебя низринет завтра плаха
    В зачеловеческие сны.

    Прибой человечества.
    У великороссов
    Нет больше отечества.
    Где Лондон торг ведет с Китаем,
    Высокомерные дворцы,
    Панамою надвинув тучу, их пепла не считаем,
    Грядущего творцы.
    Так мало мы утратили,
    Идя восстания тропой, —
    Земного шара председатели
    Шагают дерзкою толпой.
    Тринадцать лет хранили будетляне
    За пазухой, в глазах и взорах,
    В Красной уединясь Поляне,
    Дней Носаря зажженный порох.
    Держатель знамени свобод,
    Уздою правящий ездой,
    В нечеловеческий поход
    Лети дорогой голубой.

    Свободу пей из звездного стакана,
    Чтоб громыхал по солнечной болванке
    Соборный молот великана.
    Ты прикрепишь к созвездью парус,
    Чтобы сильнее и мятежнее
    Земля неслась в надмирный ярус
    И птица звезд осталась прежнею.
    Сметя с лица земли торговлю
    И замки торга бросив ниц,
    Из звездных глыб построишь кровлю —
    Стеклянный колокол столиц.
    Решеткою зеркальных окон.
    Ты, синих зарев неясыть,
    И ты прядешь из шелка кокон,
    Полеты — гусеницы нить.
    И в землю бьют, как колокола,
    Ночные звуки-великаны,
    Когда их бросят зеркала,
    И сеть столиц раскинет станы.

    Расчесано полей руно,
    Там птицы ловят на лету
    Летящее с небес зерно.

    Весною ранней облака
    Пересекал полетов знахарь,
    И жито сеяла рука,
    На облаках качался пахарь.
    Как узел облачный идут гужи,
    Руна земного бороны,
    Они взрастут, колосья ржи,
    Их холят неба табуны.
    Он не просил: «Будь добр, бози, ми
    И урожай густой роди!» —
    Но уравненьям вверил озими
    И нес ряд чисел на груди.
    А там муку съедобной глины
    Перетирали жерновами
    Крутых холмов ночные млины,
    Маша усталыми крылами.

    Гласились юношам веселым,
    Учебники по воздуху летели
    В училища по селам.
    За ливнями ржаных семян ищи
    Того, кто пересек восток,
    Где поезд вез на север щи,
    Озер съедобный кипяток.
    Где удочка лежала барина
    И барчуки катались в лодке,
    Для рта столиц волна зажарена
    И чад идет озерной водки.
    Озерных щей ночные паровозы
    Везут тяжелые сосуды,
    Их в глыбы синие скуют морозы
    И принесут к глазницам люда.
    Вот море, окруженное в чехол
    Холмообразного стекла,
    Дыма тяжелого хохол
    Висит чуприной божества.

    И дворец морей готов,
    Замок вод возила тройка
    Море вспенивших китов.
    Зеркальная пустыня облаков,
    Озеродей летать силен.
    Баян восстания письмен
    Засеял нивами станков.
    Те юноши, что клятву дали
    Разрушить языки, —
    Их имена вы угадали —
    Идут увенчаны в венки.
    И в дерзко брошенной овчине
    Проходишь ты, буен и смел,
    Чтобы зажечь костер почина
    Земного быта перемен.
    Дорогу путника любя,

    Он взял ряд чисел, точно палку,
    И, корень взяв из нет себя,
    Заметил зорко в нем русалку.

    Он находил двуличный корень,
    Чтоб увидать в стране ума
    Русалку у кокорин.
    Где сквозь далеких звезд кокошник
    Горят Печоры жемчуга,
    Туда иди, небес помощник,
    Великий силой рычага.
    Мы в ведрах пронесем Неву
    Тушить пожар созвездья Псов,
    Пусть поезд копотью прорежет синеву,
    Взлетая по сетям лесов.
    Пусть небо ходит ходуном
    От тяжкой поступи твоей,
    Скрепи созвездие бревном
    И дол решеткою осей.
    Как муравей ползи по небу,
    Исследуй его трещины
    И, голубой бродяга, требуй
    Те блага, что тебе обещаны.

    Жестокой силой рычага
    В созвездьях ночи воздвигал
    Потомок полуночной бури.
    Поставив к небу лестницы,
    Надень шишак пожарного,
    Взойдешь на стены месяца
    В дыму огня угарного.
    Надень на небо молоток,
    То солнце на два поверни,

    Крути колеса шестерни.
    Часы меняя на часы,
    Платя улыбкою за ужин,
    Удары сердца на весы

    И зоркие соблазны выгоды,
    Неравенство и горы денег —
    Могучий двигатель в лони годы —
    Заменит песней современник.

    Великой пустыни молчания,
    И поезд, проворный ходок,
    Исчезнет созвездья венчаннее.
    Построив из земли катушку,

    Ты славишь милую пастушку
    У ручейка и у стрекоз,
    И будут знаки уравненья
    Между работами и ленью,


    Священный жезел вверен пенью.
    И лень и матерь вдохновенья,
    Равновеликая с трудом,
    С нездешней силой упоенья

    И твой полет вперед всегда
    Повторят позже ног скупцы,
    И время громкого суда
    Узнают истины купцы.

    Пружинь шаги своей пяты!
    В чугунной скорлупе орленок
    Летит багровыми крылами,
    Кого недавно как теленок

    Черти не мелом, а любовью,
    Того, что будет, чертежи.
    И рок, слетевший к изголовью,
    Наклонит умный колос ржи.




    Примечания

    211. "Ладомир", Харьков, 1920 (отд. литограф. изд.); "Леф", 1923, № 2 (сокращ. ред. 1922 г.); НХ IV, 1928, с. 3 (полный текст с учетом авторской правки по литограф. изд.); перепеч. I, 183. Сохранился др. экз. литограф. изд. с многочисленными попр. Хл., относящимися к апрелю 1921 г. (ГММ). Рукопись "Ладомира" ("харьковская" ред.) была принята к печати в Гизе в апр. 1921 г. (не издана — см. Маяковский 1922:27; ПКД 1985:165). По авторитетному свидетельству П. В. Митурича, весной 1922 г. Хл. вернулся к первонач. полной ред. (см. I, 316; Хл. 1936: 488). Печ. по НХ IV (с восстановлением зачеркнутых cтрок). Дата окончания колеблется: 19, 20 и 22 мая 1920 г.; тогда же, в конце мая, по свидетельству издателя "Ладомира" худ. В. Д. Ермилова, Хл. перебелил поэму литографскими чернилами для отд. изд. (вышло 50 экз.). Первонач. загл. поэмы — "Восстание".

    1.  Ладомир — неологизм в знач. "мировой лад" (В. Д. Ермилов обыграл в рисунке на обложке поэмы связь загл. с псевдонимом "Велимир" — см. ил.).
    2. Венгерская советская республика просуществовала с 21 марта по 1 авг. 1919.
    3.  Из камней ударов сердца.— ср. в "Советах" Хл.: "1) Измерять количество труда не временем, а числом ударов сердца. 2) Измерять ценность вещи числом ударов сердца, затраченных на нее" ("Временник 4-й", с. 4); ср. V, 157.
    4. Ракло (цыг., обл.) — вор, босяк.
    5. Галах — крикун, горлодер; ср. в поэмах 213, 219.
    6. Замок кружев девой нажит и сл.— особняк балерины М. Ф. Кшесинской, любовницы Николая II, в апреле 1917 г. с балкона этого дома выступил В. И. Ленин.
    7. Упало Гэ Германии — падение Гогенцоллернов (Гэ) и Романовых (Эр) ведет к царству Ладомира (Эль).
    8. Над скрипкою земного шара — ср. в неизд. записи и в черн. ред. "Ладомира": "Для меня земной шар — это огромная скрипка Пикассо темных тел" и "Это будет земной Пикассо, // Треугольник, основ чертежи" (обе — ЦГАЛИ).
    9. — здесь: Председатели земного шара; см. примеч. 174.
    10. Хох— (нем.) ура.
    11. И умный череп Гайаваты и сл.— см. идею Хл. в "Предложениях" о создании "мирового правительства украшения земного шара памятниками" (V, 160).
    12. — Хл. мечтал объединить людей всего мира в "единую общину земного шара" (см. 264); ср. в ст. 262 — "Соединенные Станы Азии".
    13. К онсам мчатся вальпарайсы, // К ондурам бросились рубли —развернутая метафора "деньги идут к деньгам" (онсы — испанские монеты, — от названия г. Вальпараисо (Чили), ондуры — от республики Гондурас).
    14. Ести (устар.) — списки присутствующих людей (ср. антоним "нети" — НП, 155).
    15. — Хл., вероятно, объединяет два реальных события, связанных с "монументальной пропагандой" — открытие барельефа "Павшим в борьбе за мир и братство народов" на стене Сенатской башни Московского кремля (7 ноября 1918) и открытие памятника Разину на Лобном месте (1 мая 1919), оба — работы С. Т. Коненкова.
    16. И не боится дня Шевченко — метафора освобожденного творчества, основанная на эпизоде из автобиографической повести Т. Шевченко "Художник": юный крепостной в белые ночи ходит рисовать статуи Летнего сада. Образ, вероятно, навеян также памятниками Т. Шевченко, поставленными по плану "монументальной пропаганды" — в Москве (С. Волнухин, 1918) и в Харькове (Б. Кратко, 1919).
    17. Дзонкава — 1419) — реформатор буддизма, основатель ламаизма в Тибете.
    18. Туда, туда, где Изанаги до Астарта — туда, туда! — самостоятельное стих., написанное 9 мая 1919 г., включено в "Азы из Узы" и в драму "Боги" (IV, 259). Изанаги (Идзанаги) и Идзанами — высшие небесные боги в японской мифологии. У Хл. ошибка или сознательный сдвиг: — не женское божество, а мужское.
    19. Моногатори (Моногатари) — основной жанр раннесредневековой японской прозы; см. помету Хл.: "японский рыцарский роман" (ЗК, с, 13).
    20.  Шанг-ти — верховное божество, "высочайший повелитель" в древнекитайской мифологии.
    21. Маа-Эма (Маан-Эмо) — в эстонской мифологии супруга небесного бога громовника Уку, олицетворяет мать-землю.
    22.  Тиэн — по-видимому, Тянь; в китайской мифологии и космогонии — небесная твердь и верховный дух; вероятно, также синоним бога Шан-ди.
    23. Индра — в древнеиндийском пантеоне громовержец, бог битвы, Хл. превращает его в женское божество (ср. в драме "Боги").
    24. Цинтекуатль (Кецалькоатль) — творец мира у индейцев Центр. Америки, создатель человека и культуры.
    25.  Ункулункулу — в мифологии народа зулу первопредок, с ним связано происхождение смерти; см. помету Хл.: "Ункулункулу — африканский бог грома" (ЗК, с. 13).
    26. Тор
    27. Астарта — в западносемитской мифологии богиня любви, плодородия.
    28. От месяца Ая до недель "играй овраги" — т. е. целый год: по народному календарю ай — май (см. примеч. 136, 166), "играй овраги" — 1 апр. ст. ст. (ср. присловье "Мария — зажги-снега, заиграй-овражки").
    29. Рух (укр.) — движение.
    30. Красная Поляна — см. примеч. 209, 220, 245.
    31.  Дней Носаря зажженный порох — революция 1905 г.; Носарь (Хрусталев) Г. С. (1879 — 1919) в 1905 г. был председателем Петербургского Совета рабочих депутатов.
    32. Млин (укр.) — водяная мельница, здесь в расширительном знач.
    33. Учебники по воздуху летели — ср. 272.
    34. Озер съедобный кипяток — ср. примеч. 263.
    35. Балда, киюра (спец.) — большой молот.
    36. В лони годы (устар.) — в прошлые годы.